Рождение II

Вчера вот пообещал
Конца у ЭТОГО пока нету, есть раздумья - стоит ли это редактировать и продолжать дальше.

***
…Она родилась в огне. И первое, что она почувствовала в этом мире – боль. Сжигающую, не знающую жалости боль, от которой не было спасения. И крик вырвался из её горла. Первый крик, крик отчаяния, долгий, долгий крик. И боль длилась вечность, а потом ушла. И тогда, успокоившись, она заснула.

…Сейчас, когда я пишу эти строки, я изумляюсь, как тогда я смогла выжить. Выжить в жестоком мире, где нет ничего понятного и знакомого, где всё вокруг – враждебно, и постоянно, мучительно хочется есть. Голод, голод и страх, стали сутью моего существования. Страх перед всем что неподвижно и перед тем, что движется – иногда медленно, иногда быстро. Но когда голод становился непереносимым, желание жить притупляло страх и гнало меня на поиски пищи. Врожденные инстинкты подсказывали мне что можно есть, а что нельзя – а инстинкт охоты сообщал, что пища это в основном то, что движется, причем обычно достаточно резво. Каждый раз, покидая свое убежище, мне приходилось подавлять в себе панический ужас, но упоение победой, которое я испытывала слушая предсмертные крики рвущейся в моих когтях добычи этого стоило. Увы, выслеживала и догоняла добычу я обычно долго, а сытость была лишь кратким мигом… К тому же далеко не все звери испытывали ко мне почтение, особенно поначалу. Лисы, куницы, еноты частенько атаковали меня сами. Что хищники, однажды простой заяц чуть не оторвал мне голову, резко ударив задними лапами. Из этих сражений я выползала весьма потрепанной, хоть и непобежденной. Находила убежище в малодоступных местах и надрываясь от плача зализывала рваные раны, нанесенные такой неповоротливой и мелкой на вид добычей. Наплакавшись вволю, я засыпала. Раны затягивались, боль и страх оставались. Но голод снова и снова брал свое.

И все же мне фантастически везло – за четырнадцать лет, проведенных мною в диких лесах предгорья, я ни разу не столкнулась с действительно опасными хищниками - с медведем, белым волком или, тем более, мантикорой

Со временем приходил опыт. Я научилась находить и разорять птичьи гнезда, нападать на своих жертв, прыгая с нижних ветвей деревьев, поджидать у водопоя. Легко выслеживала подранков, нашедших силы на побег и разумеется не брезговала глупыми детенышами, оставшимися без присмотра родителей. А потом… В один прекрасный день я научилась летать.

Те конечности, которые были у меня на спине, и от которых поначалу было столько неудобства, однажды спасли мне жизнь. До того времени я не сталкивалась с белыми волками, только с обычными, которых научилась опасаться, но и не более того. И однажды, отсыпаясь на толстом суку высокого лесного дуба, я услышала взлаивания и подвизгивания. Взгляд вниз позволил мне увидеть двух белого цвета щенят, а поскольку последний раз я закусила птичьим гнездом, то голод давал о себе знать. К тому времени я уже была немаленькой особью – один на один могла завалить обычного лесного волка, и страх перед всем уже давно оставил меня. Я не задумываясь немного сбежала по стволу дерева и оттолкнувшись, прыгнула с высоты примерно шести метров на щенят. И в тот же момент я увидела выходящего на опушку прямо подо мной зверя. А он – он поднял голову и увидел меня. Это был волк. Нет, это был не обычный лесной волк, это было снежно белое чудовище, размером ненамного меньше того медведя, который жил в двух дневных переходах от моего места обитания. Тех нескольких мгновений, которые я смотрела в глаза этого зверя хватило, чтобы увидеть там свою смерть. И тут волк прыгнул. Молча, с места, приоткрыв пасть, и когда я увидела длину его клыков я заверещала от ужаса и… Что-то хлопнуло у меня за спиной, дико заболели лопатки, но я каким-то чудом изменила направления падения. Белая смерть промелькнула мимо меня, толкнув упругой воздушной волной и окатив запахом хищника, а я… А я начала подниматься вверх. Неуклюже, то и дело кренясь в разные стороны, но я поднималась. Когда я начала понимать, что происходит, я уже была в два раза выше самой высокой ели. И когда осознание того, что я делаю, пришло ко мне, когда я поняла как я это делаю, я упала вниз. Попытка в ужасе повторить то, что я делала только что, привела лишь к тому, что меня закрутило в воздухе и… швырнуло на тот самый дуб, с которого всё и началось. Надо ли говорить, что на том дубе ближе к его макушке до сих пор можно найти глубокие следы от моих когтей, которыми я в него тогда вцепилась. Некоторое время я провела в прострации от пережитых ощущений, из которой меня вывел только удаляющийся рык. Белый волк уходил, оглядываясь на меня, и по его взглядам я поняла, что где бы он меня ни встретил – моя смерть будет быстрой и жестокой. Двое суток я не слезала с дуба – просто не могла. Хотя, если бы не тот тетерев, который сел практически на меня, видимо, приняв за часть дерева, то я слезла бы и раньше, но я его съела и продолжила тупо сидеть и дрожать.

Я очень хорошо помню тот момент. Именно тогда, как мне кажется, я начала думать. Не просто существовать, а размышлять о происходящем вокруг меня и со мной. И на третий день я решилась. Я долго переминалась на конце сука относительно невысоко над землёй, потом, победив нерешительность, прыгнула. Те инстинкты, с которыми я жила до этого сами подготовили меня к падению – поджали лапы, оттопырили хвост, выгнули спину и… и я упала на землю. Поначалу даже не поняв, что произошло, я в изумлении посмотрела себе на спину – они были там. Мелко подрагивали и старались улечься так, чтобы не мешать мне бегать. И тогда мне вспомнился тот тетерев, которым я пообедала накануне. Вспомнилось, какие движения он делал своими крыльями, когда подлетал ко мне. Вспомнилось настолько чётко и ярко… Я в недоумении ещё раз обернулась и расправила пошире свои… крылья? Непохожие на птичьи, без перьев, слабо переливающиеся… Крылья. Это были крылья! Не помню, как я забралась на дуб. На самую вершину. Я не помню прыжка – я помню только свой первый полёт. Неописуемое ощущение. Правда, недолгое. Минут на десять меня хватило, а потом мускулы начали сдавать. Я теряла высоту, теряла, теряла, теряла! Первое моё приземление я тоже помню. Очень хорошо помню. Я тогда чуть не разбилась – меня спасла речка. Но сначала я на полной скорости врезалась левым крылом в ветку сосны. Меня закрутило, вскользь швырнуло на следующее дерево, а дальше меня встретила земля. Не в мягкие объятья - на корни. На поваленное дерево. И в конце, через кусты – в речку. Плавать я умела и любила давно – рыба тоже еда, хоть и шустрая, и наверное, только поэтому не захлебнулась. Разодранный в кровь сустав на крыле, многочисленные царапины и ушибы не смогли подавить во мне ликования. Я летала! Я могу летать!

Проходили дни. Недели. По истечению полугода я гоняла над лесом всех – начиная от ворон и заканчивая коршунами, переняла у хищных птиц привычку выслеживать добычу с высоты и падать на косуль сверху, бесшумно, не давая им почуять собственного запаха. И в один из таких полётов я увидела странное.

Сначала я даже не поняла, что это. Проплешина в лесу, но не от огня. Посреди неё… Тогда у меня не было слов. Тогда я смогла лишь понять чуждость увиденного. И слабую искру интереса. Спустя три дня я пролетала с другой стороны от этого, и поскольку планов никаких никогда не строила решила посмотреть поближе, что же это из себя представляет. Я была осторожной. Я опустилась в лесу, не близко от странной поляны, и тихо-тихо пошла пешком в туда. И я уже практически дошла до поляны – я уже видела странно растущие деревья на её окраине – они все были достаточно толстыми, но без веток и листьев, и росли странно близко друг к другу, являя собой скорее стену, а не деревья, когда я наступила ногой… Мою ногу вдруг что-то резко дёрнуло вверх и я с недоумением и против своего желания взлетела вверх. И тут же поняла, что попалась. Это было не болото, но держало крепко. Это походило на ползучие растения, но растения не бывают настолько крепкими, да и не растут с такой скоростью. Меня всю оплело и подняло в воздух, на высоту в два моих роста, и там подъём прекратился. Я даже не испугалась – я возмутилась. Я забилась, пытаясь вырваться из этих лиан, но они не поддавались, вцепилась в них зубами, но поздно, слишком поздно. Пасть я освободить смогла, но до всего остального дотянуться уже не было никакой возможности. И вот, я висела и шипела от злости, а потом пришёл… Хм. Потом я услышала захлёбывающийся лай, но лаял не щенок – так лаять мог только взрослый зверь. И этот лай приближался. И пришёл зверь. Сначала тот, лающий, похожий на волка, но не волк. И другой - чуть сбоку от меня, неестественно для животного - на двух ногах, стоял ещё один зверь. Некрупный, без характерных клыков – рот у него был приоткрыт, в странной, разноцветной и как будто бы даже из разных частей, шкуре. Глядя на него через собственное плечо, я увидела, как он снял с себя кусок шкуры с головы и вытер им морду. Потом произнёс несколько звуков. И ещё. Я напряглась – таких звуков я в лесу ещё не слышала. Округлые, и вместе с тем отрывистые, разной длины и высоты… Это был странный зверь. И звуки он издавал странные. А потом он наклонился к дереву и что-то сделал передними лапами. И тогда я с писком и визгом рухнула на землю. Но не тут-то было – лианы меня не выпускали, а он, он взялся за их концы и потащил меня в сторону поляны, с которой, видимо, и пришёл.

В общем, тогда-то я началась моя сознательная жизнь. Для начала я очутилась в… Ну, тогда для меня там любое место было странным. Пещерка из дерева – я бы сказала – дупло, но нет, дупла – высоко, а моё… место находилось на земле. И передо мной были… стояли несколько странно гладких кусков дерева, соединённых между собой и представляющих нерушимую преграду. Поначалу я путалась их выломать – не получилось, принялась грызть – прибежал тот – лающий, который не волк, и начал на меня лаять. Я на него шипела, но он не останавливался. Видимо на лай пришёл и тот, второй. Принёс с собой палку, и просунув её в дырки между гладкими деревьями больно меня её ткнул. Я отскочила вглубь своего места. Надо сказать что я была не то что испугана – я никогда не чувствовала себя так. Меня не собирались, по-видимому, убивать – меня засунули в пещерку и не выпускали, а если я начинала шуметь – тыкали в меня палкой, перемежая тычки странными звуками. Спустя неделю я начала осознавать. Первым моим открытием было то, что если двуногий зверь произносит определённое сочетание звуков, то лающий бежит к нему, где бы он ни находился и что бы не делал, лишь бы он был в пределах досягаемости звука. Я начала прислушиваться и запоминать то, как эти звуки звучат. Спустя неделю, умирая со скуки, я начала вслух произносить те звуки, какими двуногий звал лающего. И лающий пришёл. Он пришёл настороженно, медленно, недоверчиво принюхиваясь, но он пришёл ко мне. Только вот когда он меня увидел, то сразу начал лаять. Прибежал двуногий. Лающий метался между моим местом и двуногим и продолжал лаять – недоверчиво нюхал двуногого, косился на меня, пытался понюхать меня, отскакивал и снова лаял. На меня и на двуного. Я на всякий случай забилась подальше и старалась сделаться как можно незаметнее – когда лающий лаял на меня – мне обычно доставалось палкой. Но в этот раз обошлось – полкой только потрясли, в сторону лающего прозвучало несколько резких звукосочетаний и на том двуногий ушёл в своё место. Выждав полчаса, я ещё раз позвала лающего. И он опять пришёл. Скалясь, но уже не лая, осторожно подошёл к клетке и начал нюхать. Наблюдая за ним я пыталась сообразить, почему он пришёл после того как я его определённым образом позвала. Не придумав ничего лучшего, я попыталась произнести те резкие фразы, которые услышала ранее от двуногого в отношении лающего. Лающий подпрыгнул, и сдал назад. Я ещё раз произнесла эти звуки, но уже громче. Лающий заскулил, непонимающе оглянулся в сторону места, куда ушёл двуногий, и ещё отошел от меня. Уже начиная понимать что первое звукосочетание заставляет лающего подходить ко мне, а второе – отходить, я принялась то звать его, то отгонять. Всё не скушно. Но потом… Развлекаясь, ни я, ни лающий, не заметили двуного. Он за нами наблюдал. Мы его увидели одновременно – когда он спрыгнул откуда сверху – между мной и псом. В руке у него была та штука, которой он рвал мясо зверей, которых приносил из леса – коготь - не коготь, зуб не зуб, но острое. Он посмотрел на в мою сторону, потом подошёл ближе и посмотрел ещё раз. Нагнулся, взял палку, зачем-то погонял меня по моему месту, не бил – просто заставил подвинуться. Отложил палку. Убрал свой коготь куда-то в шкуру. Присел у моего места. И позвал лающего. Он подошёл. Он ещё раз позвал – лающий подошёл вплотную и поднял к двуногому голову, а двуногий смотрит на меня. И медленно ещё раз зовёт лающего. Тот крутит головой, не понимает, а двуногий его вдруг начинает прогонять. Лающий в недоумении отбегает, двуногий опять его подзывает. И на меня смотрит. И опять лающего гонит. Отогнал и на меня смотрит. И ждёт, молчит. И я понимаю, чего он ждёт. Ждёт, чтобы я лающего позвала. Ну… ну я и позвала. И дальше всё началось совсем интересно. До того двуногий меня кормил, но не так чтобы сытно, а тут бросился, принёс птицу из похожего на моего места. Но не даёт. Держит около моего места, так, чтобы я не дотянулась. И звуки произносит. Вроде как «ку – рии – цаа». Близко держит. Я лапой вроде как сунулась – достала бы! – но он отдёрнул, ощерился, и снова повторяет «ку – рии – цаа». И так раза три. И до меня дошло! И я повторяю за ним – «куу – рии – тсааа». О! Он мне её отдал! Я её схватила и подальше в уголок оттащила, кто его знает, может отнять захочет. И заглотала потому сразу целиком. Сижу – жаба жабой и на него пялюсь. А он на меня. И курица в горле колом встала – ни туда и ни сюда. Мне-то не мешает. А двуногий достаёт свой коготь – не коготь, зуб – не зуб, и говорит – «ноо – жж». И на меня смотрит. Ну ясно чего ждёт. Только вот проблема – у меня куу-рии-тса в глотке. Дышать могу, а говорить – нет. Смотрю на него, куу-рии-тса давлюсь. Ноожж сказать не могу. Ну он постоял-постоял ещё, ещё пару раз «ноожж» произнёс, лающего ещё пару раз позвал – отогнал, да и пошёл себе. Ну я правда к вечеру кууриитса проглотила. Но двуного уже не видела. Лающего кстати звать «дружоок». А гнать – «пааашшол прочь!». На гнать – недовольно ворчит. С тех пор двуногий приходя из леса стал часто возле меня останавливаться, и показывая верхней лапой на что-нибудь называл его. Я уже знала, что когда я правильно повторяю за ним название, двуногий сначала заухает, на сову похоже, только чаще и по другому, а потом обязательно что-нибудь даст поесть. Приятная добавка ко всему остальному.
Через несколько месяцев я знала уже практически все предметы, которые были во дворе и которые двуногий мне назвал. И однажды я решилась. Дождалась, когда двуногий подошёл ко мне, я не стала ждать когда он мне что-нибудь назовёт, а назвала сама, показав своей передней лапой сначала на голые куски деревьев, перекрывающие мне выход из пещерки – «Забор. Нет.», а потом на себя – «Гулять». Двуногий замер, неотрывно глядя на меня. Что-то сказал, я не поняла что. Тогда я ещё раз повторила все свои движения и названия. И ещё раз. И тут двуногий поворачивается и уходит. Я в растерянности. Вроде всё правильно называю. Кричу ему вслед – «Гуляять! Забоор неет!», но без толку. Ушёл к себе в «дом». Я вспоминаю, всё ли он так называл, и помню что да, так, и не понимаю в чём дело. И вдруг… Понимаю. Я для него как бы «Дружок». Только Дружок с ним, видимо, давно, и никуда от него не уходит. И Дружок ничего не повторяет, лает только. А я – повторяю. И ведь точно – если он меня отпустит – уйду. Но… Хм… Вернусь? Странная мысль… Зачем? Понимаю, что вернусь. Но не понимаю – почему. В этом дело? Но… Как я ему скажу, что вернусь? КАК это называется? Не знаю. Что делать? Хм. Начинаю перебирать все названия, которые я помню, и понимаю, что ничего не подходит. Вспоминаю зато, что перед тем, как что-нибудь назвать он обычно добавляет название «Это». Поначалу ещё путаница с этим была.

.....

Будет время, точно прочту.