Bornholmer> Здесь один знакомый дед-садовник, любитель потрепаться , рассказывал, что его дед, крестьянин Тверской губернии, как раз работал сезонами на заводе в Питере. Этакий гастер. И, мол, дойти с зарплатой до дому была целая проблема. Если это было первое, что садовник вспомнил нам пересказать, то какой же там должен был быть треш.
Из книги «Питерщики. Русский капитализм. Первая попытка» Лев Лурье:
Слово хулиганы появляется в 1890-е годы. До этого уличных безобразников в Питере именовали башибузуками, по названию турецких нерегулярных частей, знаменитых своими зверствами на Балканах. Позже появляется французское словцо «апаш». Не один из номеров «Петербургского листка» не обходился без рубрики «Проделки апашей».
Термин «апаш», однако, не прижился. В обиход вошел англо-саксонский аналог – хулиган. Хулиганство – преступление, не имеющие цели: оскорбление, избиение или убийство чаще всего незнакомого человека. Сам термин к тому времени еще нов и моден. Он импортирован из викторианской Англии, где печальную славу приобрели злодейства неких братьев Hooligan.
Основной контингент хулиганов выходил из людей, не имеющих постоянной работы – молодых фабричных безработных, к которым примыкали ремесленники и ремесленные ученики «изгои». Но большинство составляли именно фабричные: ремесленные ученики были повязаны артельной дисциплиной, а детство проводили с матерями в деревне. Заводилами были ребята городские, родившиеся в Петербурге.
Участие в банде – способ самореализации молодежи в обществе, которому нет до нее дела и нет для нее места. Банда давала подростку защиту, чувство принадлежности к некоей общности, возможность заявить о себе брутальным образом.
Заломанные фуражки-московки, красные фуфайки, брюки, вправленные в высокие сапоги с перебором, папироски, свисающие с нижней губы, наглый вид. Внимательнейшее отношение к внешности – челочка в виде свиного хвостика спадает на лоб, при себе всегда расческа и зеркальце. В кармане – финский нож и гиря, заменяющая кастет. Цвет кашне указывает на принадлежность к той или иной банде. Все давало понять многоопытным петербуржцам – перед ними сборище хулиганов, лучше держаться подальше.
Питерские тинейджеры сбивались в преступные молодежные группировки, контролировавшие целые районы. Самыми старыми и известными из них были «Роща» и «Гайда». Чуть позже появились «Колтовские». Все эти банды возникли на Петербургской стороне – в районе, где в 1900-е годы шло непрерывное строительство, и деревянная застройка соседствовала с фешенебельными шестиэтажными доходными домами, заселявшимися тогдашним средним классом.
Население Петербургской стороны быстро менялось – в деревянных домиках с мезонинами доживали свое семейства мелких чиновников, торговцев с Ситного рынка. Ближе к Невкам селились рабочие с местных фабрик и заводов – Дюфлона, Семенова, Тюдора. Жилые массивы переходили в рощи, капустные поля, заброшенные сады бывших роскошных дач. Наконец, необычайные возможности для потайной жизни давали Петровский и Александровский парки. В этом последнем располагался Народный дом с его дешевой антрепризой, аттракционами и танцульками.
Рощинские и гайдовские чувствовали себя хозяевами на Большом проспекте Петербургской стороны и прилегающих к нему улочках. Они жестоко расправлялись со сверстниками-чужаками, случайно забредшими в чужую часть города. Заметив идущих девушек, хулиган бросался с разбега между ними и хрюкал или мяукал. Зимой они буквально сбивали прохожих снежками. Взрослые буяны и подростки приставали к прохожим, особенно к дамам, вырывали ленточки из кос гимназисток, чтобы дарить их потом своим возлюбленным. Ночью по Большому ходить не решался никто – хулиганы могли безнаказанно избить, ограбить, надругаться. А стоило городовому сделать хотя бы шаг по направлению к рощинцу или гайдовцу, они мгновенно исчезали через проходные дворы.
Вскоре хулиганские банды появились и в других районах города. Рощинцы и гайдовцы роптали: новички, говоря нынешним языком, совершенно «отмороженные», живут не «по понятиям». По словам родоначальников питерского хулиганства, ножи и гири они применяли только в стычках с соперничающими группировками, не промышляли сутенерством, а вот те, кто пришел им на смену, горазды на любое беспричинное преступление и используют своих возлюбленных как товар.
Вся повседневная жизнь промышленного рабочего с детства была проникнута насилием. По воскресеньям на рабочих окраинах шли кулачные бои. Они были обычны на Малой Охте (охтинские плотники против крючников Калашниковской пристани, солдат, фабричных стеклянного и фарфорового заводов), на Невской заставе (село Александрово против Фарфорового), на Выборгской стороне (меднопрокатный и трубный завод против деревенских), за Нарвской заставой (Балтийская сторона против Петербургской).
Обычное сообщение «Петербургского листка» за 1903 год: «Между молодежью Большой Охты и Песков уже давно существует вражда, постоянно происходят драки. Охтинская молодежь отправляется в город не иначе как группами. 12 января в воскресенье на Большой Охте раздался крик: "Братцы, песковские пришли на Охту, наших бьют!" Толпа охтинцев бросилась на выручку нескольким парням, которые подверглись нападению сорока песковских».
Любимым зрелищем обитателей района, прилегающего к Обводному каналу с севера, были драки извозчиков со столярами на Измайловском проспекте. Большим событием в Ротах, в частности, стали похороны любимого бойца – Мишки-пузыря. На другом берегу Обводного канала были популярны бои на «трех бревнышках». Основным занятием путиловцев на досуге были, по словам мемуариста, «заливка несладкой жизни» и драки. Кулачные бои здесь шли улица на улицу в районе Горячего поля и на даче Лаутеровой.
Статистика преступности в Петербурге была пугающей – в 1900 г. в Петербургском окружном суде в убийстве обвинялось 227 человек, в разбое – 427, нанесении телесных повреждений – 1171, изнасиловании – 182, краже – 2197. В 1913 г. перед судом предстали 794 убийцы, 1328 разбойников, 929 опасных драчунов, 338 насильников и 6073 вора. Но и на этом фоне поражал рост хулиганства – беспричинных преступлений – за тринадцать лет число хулиганов выросло почти в четыре раза: с 2512 до 9512.
В 1910 г. в Петербурге (население около 2 млн человек) произошло 510 убийств, 989 случаев разбойного нападения, 4245 краж, 46 690 случаев мелкого хулиганства – больше чем в какой-либо другой европейской столице. И динамика была, что называется, положительной. Число убийств, например, за первые десять лет века увеличилось в 3 раза, и большая часть из них не имела мотива.
К тому же, из всех столиц Европы Петербург был самым пьяным городом. Недаром Достоевский хотел назвать свой ненаписанный роман из жизни Петербурга «Пьяненькие». Ежегодно в полицию попадал за пьянство один из 23 жителей. В Берлине – один из 315, в Париже за десять лет вытрезвлялось в полиции 1415 человек. В то же время в одной только Спасской части Петербурга с 1905 по 1910 гг. принудительному вытрезвлению подверглось 47 785 человек. В среднем петербуржец выпивал полтора ведра водки в год. Большего всего пили на рабочих окраинах и вокруг рынков.
Еще один бич столицы – беспризорность. Множество детей использовались преступными синдикатами как сборщики милостыни, проститутки, воры. Десятки тысяч детей на окраинах оставались на весь день без присмотра родителей. У многих не было отцов; матери работали по тогдашним правилам по 10–12 часов на фабриках, в прачечных или в услужении.
В начале XX века на заводах появляются поточные линии, для работы на которых квалификация не играет прежней роли. Поэтому все больше женщин находят места в промышленности. В результате на Выборгской стороне, за Невской и Нарвской заставами уже не редкость семьи, где работают оба родителя.
Городские власти создавали для беспризорников приюты и детские дома, но население Петербурга увеличивалось слишком быстро (за первые пятнадцать лет ХХ века – с 1,5 до 2 млн), чтобы проблема беспризорности, детской преступности и нищенства могла быть эффективно решена.
В любом мегаполисе мира есть так называемая красная, или фронтовая, зона. Она примыкает к крупным транспортным узлам, расположена невдалеке от центра. Здесь кончается район банков и офисов, дорогих магазинов и ресторанов. Зажиточные горожане предпочитают селиться от нее подальше. Но и рабочий класс здесь редок – фабричные окраины в стороне от красной зоны. В этом квартале селятся люди без корней – случайный, наплывной, рисковый народ. Тут – сомнительные бары, дешевые гостиницы, воровские малины, притоны наркоманов. Путеводители советуют обходить это место стороной. Такой была нью-йоркская Гринвич-виллидж, берлинский Кройцбург, одесская Молдаванка, московская Марьина Роща.
В Питере фронтовой зоной с середины XIX века считалась Лиговка от Коломенской и Боровой до рельсового пути Николаевской железной дороги, от Невского проспекта до Волкова кладбища, периферия Петроградской стороны и Васильевского острова, Выборгская сторона.
Читать страницу 1 онлайн. Annotation Рассказывается о первой попытке построения капитализма в России. Время действия – три последних царствования: Александра II, Александра III, Николая II. Место – Санкт-Петербург. Тогда в столице России складывалась ситуация похожая на нынешнюю московскую: Петербург был городом приезжих. Но столетие назад российские города пополняли не мигранты из Средней Азии и Кавказа, а русские деревенские мужики. Какие механизмы помогали или препятствовали переработке кре
// litlife.club
Ну и т.д.
Потом это все по наследству перешло к новой советской власти.